Швеция в НАТО. Есть ли будущее у политики нейтралитета?

Евгений Прейгерман

Швеция становится 32-м членом Североатлантического альянса. Как мы и прогнозировали несколько недель назад, парламент Венгрии относительно быстро ратифицировал протокол о присоединении этого скандинавского королевства и снял последнее препятствие на пути его официального вступления в НАТО. Тем самым заканчивается почти двухгодичная история с расширением Альянса на севере Европы, которая, как изначально ожидалось, должна была иметь куда более быстротечное развитие.

Финишная прямая Стокгольма

Напомним, что из 30 государств-членов, которые входили в НАТО на момент подачи заявок Швецией и Финляндией в мае 2022 года, 28 провели внутригосударственные процедуры по ратификации протоколов о присоединении моментально. Но у двух стран – Турции и Венгрии – к кандидатам возникли вопросы. В частности, в Анкаре заявили о невозможности союзнических отношений со странами, ставшими «гостевыми домами для террористов» и вводящими против Турции санкции. В первую очередь это относилось к политике Стокгольма, поэтому Финляндия присоединилась к Альянсу в марте 2023 года, а Швецию оставили в «зале ожидания».

После двадцати месяцев переговоров и ряда уступок со стороны самой Швеции, а также США, которые согласились разблокировать сделку по продаже Турции истребителей F-16, турецкий парламент принял положительное решение по заявке Стокгольма 23 января этого года. Перед Швецией оставалось финальное препятствие – отсутствие ратификации со стороны Венгрии. В Будапеште, как выразился спикер венгерского парламента, от Стокгольма ожидали «немного уважения» и доказательств, что он «воспринимает Венгрию всерьез».

В итоге в последние недели драма свелась к тому, примет ли премьер-министр Швеции Ульф Кристерссон приглашение своего венгерского коллеги Виктора Орбана посетить Будапешт и лично обсудить все волнующие Венгрию вопросы. Вначале шведское правительство резко и однозначно отвечало, что его главе нечего обсуждать с Орбаном, по крайней мере, пока не будет позитивного решения по принятию королевства в НАТО. Однако в итоге Кристерссон все же прилетел в Будапешт 23 февраля.

По итогам переговоров Виктор Орбан заявил, что достигнутые соглашения в области военно-технического сотрудничества «помогают восстановить доверие между двумя странами». В частности, заключена договоренность о покупке Венгрией четырех новых истребителей Gripen и продлении на 10 лет технического обслуживания уже имеющихся у венгерских ВВС 14 шведских истребителей. Три дня спустя, 26 февраля, венгерский парламент ратифицировал протокол о присоединении Швеции к НАТО: 188 его депутатов проголосовали за и лишь 6 против.

Таким образом, сторонники североевропейского расширения Альянса могут спокойно выдохнуть. В ближайшие дни ожидается торжественная церемония поднятия шведского флага в штаб-квартире НАТО в Брюсселе. Она подведет черту под двухсотлетней историей неприсоединения Стокгольма к военным блокам – периода, за который Швеция стала одним из наиболее ярких аватаров самой идеи нейтралитета.

Нейтралам тут не место?

Решение Швеции покончить с политикой внеблоковости, как мы уже обсуждали, сложно назвать совсем уж спонтанным и ломающим все устои и тенденции прошлых десятилетий. Да, оно было принято в чрезвычайных условиях общественного шока после начала войны в Украине, но Стокгольм медленно шел к нему уже очень давно. Это важно знать и понимать, ведь на фоне североевропейского расширения НАТО 2023-2024 годов возникает несколько естественных вопросов о значении этого события в более широком международном контексте.

Например: что вступление Швеции и Финляндии в НАТО означает для концепций нейтралитета и неприсоединения? Являются ли решения Стокгольма и Хельсинки индикаторами того, что в современном мире места для нейтральности остается все меньше? И следует ли государствам, еще остающимся за рамками военно-политических блоков, внимательно присматриваться к примеру Швеции и Финляндии и, возможно, следовать ему?

Вопросы эти не просто теоретические. Сразу после начала боевых действий на территории Украины и введения первых антироссийских санкций и в медийном пространстве, и с высоких политических трибун стал звучать тезис о том, что в противостоянии России и Запада по поводу Украины нет и не может быть места для нейтралитета. По крайней мере, именно так свою позицию сформулировали сам Киев и его западные партнеры. Объяснение простое: действия России, подчеркивают они, должны быть квалифицированы как грубейшее нарушение Устава ООН, а значит – любые формы нейтрального отношения к конфликту поощряли бы эти нарушения и потому являются аморальными и нелегитимными. На основании этой логики они призвали государства мира осудить действия Москвы и присоединиться к западному санкционному режиму. Так как далеко не все страны желали занимать чью-то сторону в конфликте, который не считают своим, Украина и Запад ожидаемо (но с разным успехом) использовали различные инструменты убеждения и давления. Это хорошо видно по динамике голосований по связанным с войной резолюциям в Генеральной Ассамблеи ООН.

Вообще же тезис «нейтралам тут не место» стар, как мир. Особенно резко он всегда звучит на начальных этапах масштабных геополитических и военных противостояний.

Так было, например, в первые годы Холодной войны, когда позиция традиционно нейтральных государств и поползновения в сторону нейтралитета таких стран, как Югославия, вызывали жесткую реакцию как в Кремле, так и в Белом доме. И там, и там их считали не только вредными в деле борьбы с идеологическими врагами, но и глубоко аморальными.

Как и тогда, сегодня небольшим государствам вновь сложно аргументировать важность сохранения нейтральной политики своими историческими традициями или даже стремлением помочь в урегулировании конфликтов. Не говоря уже о собственных интересах, которые у таких государств совсем не обязательно должны быть аналогичными интересам конфликтующих сторон. Показателен кейс Швейцарии. Даже невооруженным глазом видно, насколько Берну сейчас тяжело реализовывать естественную для него политику нейтралитета, которая в отличие от Швеции не поддавались значительной эрозии ни в годы Холодной войны, ни после ее окончания. С одной стороны Швейцария испытывает огромное западное давление, а с другой – несколько иное, но также давление со стороны Москвы, которая быстро включила Швейцарию в число недружественных государств за присоединение к некоторым санкциям ЕС.

Показательно, что в середине 2022 года глава МИД Швейцарии Иньяцио Кассис, занимавший тогда также пост президента страны, даже предложил закрепить на законодательном уровне новую концепцию нейтралитета. Идея заключалась в преобразовании классического швейцарского нейтралитета в «нейтралитет, основанный на сотрудничестве» (cooperative security). Правда, что именно подразумевала новая концепция, осталось тайной (хотя уже из названия это более-менее понятно), так как члены Федерального совета Швейцарии отклонили предложение. Но сам факт появления такой инициативы является хорошей иллюстрацией вызовов, с которыми сегодня сталкиваются нейтральные государства.

Будущее нейтралитета

Также эта инициатива Кассиса говорит о том, что просто так государства-нейтралы не будут отказываться от своей политики, если считают ее оптимальной в конкретных структурных условиях, определяющих их среду безопасности. Подстраиваться под изменяющиеся обстоятельства и адаптировать свое внешнеполитическое позиционирование они будут. Потому что, в отличие от крупных держав, небольшие государства не могут самостоятельно формировать собственную среду безопасности и по определению вынуждены подстраиваться, искать обтекаемые формулировки, выкручиваться. Но просто отказываться от проверенной десятилетиями или даже столетиями политики – не будут.

То есть во главе всего остается национальный интерес этих стран, а не давление, пожелания и апелляции к моральности со стороны участников тех или иных конфликтов, даже если это супердержавы.

Именно в этом отличие Швеции и Финляндии от Швейцарии, Австрии, Мальты, Ирландии и других стран, сохраняющих ставку на нейтралитет и/или внеблоковость: они принципиально по-разному определяют свой национальный интерес в конкретно складывающихся здесь и сейчас геополитических условиях.

При этом в международных отношениях всегда действует простое правило. Чем более бескомпромиссным и ожесточенным становится противостояние между ключевыми акторами, тем меньше возможностей и пространства для находящихся между ними нейтральных государств. Поэтому в Европе сейчас действительно очень тяжелые времена для нейтралов. А вот в некоторых других частях мира структурные условия иные, и стимулы к внеблоковой политике у многих стран, наоборот, только растут.

Яркий тому пример – Индия. Она сегодня желанный гость везде и всюду, и главные геополитические антагонисты буквально соревнуются в приглашениях Дели к сотрудничеству. При таком раскладе Индии, как говорится, сам Бог велел снимать все сливки с помощью нейтрального позиционирования, что она успешно и делает.

Европейским же нейтралам сейчас приходится бороться за право сохранить как можно больше элементов политики неприсоединения и надеяться, что скоро их позиция вновь станет востребованной. В этом процессе неизбежно происходит эволюция форм и методов нейтральности. Согласно подсчетам одного из ведущих теоретиков нейтралитета австрийского профессора Хайнца Гертнера, существует более 20 различных видов нейтральной политики. Нет сомнений, что с течением времени этот список будет лишь увеличиваться. От легалистских форм нейтралитета, закрепленных в начале ХХ века в Гаагских конвенциях, нейтральность будет все дальше эволюционировать к гибридным политическим формам, таким как хеджирование.

Важно, что в любом случае у нейтралистской политики, какие бы формы она эпизодически ни принимала, всегда будет место в международных отношениях.

Особенно с учетом достигнутого уровня глобализации, которая отличает современный мир от реалий Холодной войны. Противостоящие друг другу великие державы сами в конечном итоге будут заинтересованы в связующих звеньях в виде нейтральных и внеблоковых стран. Кроме того, без нейтральных государств и негосударственных акторов стали бы невозможными многие базовые для международных отношений практики. Например, без них сложно представить полноценную имплементацию норм международного гуманитарного права.

Евгений Прейгерман

Директор Совета по международным отношениям «Минский диалог»